Однако именно вакуум действительно изменил все – он смог образовать своего рода стыковочную станцию между телом матери и ее потомством. Как только он появился, молоко перестало быть чем-то, что тело матери производит само по себе, и стало тем, что тела матери и ребенка производят вместе. По мере того как ритмичное перекатывание языка и челюсти ребенка перемещает фокус вакуума вперед и назад, между грудью и ртом образуется своего рода течение. В этом течении молоко идет вверх, а снизу слюна ребенка всасывается в сосок матери в своего рода эволюционно целенаправленной обратной промывке. Ученые, занимающиеся лактацией, называют это «всасыванием». И тут все становится по-настоящему интересным.
Сам сосок наполнен нервами, помогающими обнаружить вакуум, который запускает цепную реакцию окситоцина для рефлекса прилива. Поэтому, например, современные женщины могут использовать молокоотсос. Почти любой вакуум будет способствовать производству молока. Но чего молокоотсосы, очевидно, не могут сделать, так это впрыснуть в сосок слюну. Молочные протоки матери, от соска до желез, выстланы целой армией иммуногенов. И в зависимости от того, что окажется в слюне ребенка в конкретный день, грудь матери изменит состав молока.
Например, если ребенок борется с инфекцией, в его слюне присутствуют различные индикаторы этой инфекции, от реальных инфекционных агентов, таких как вирусы и бактерии, до более тонких сигналов, таких как гормон стресса кортизол. Когда эта слюна попадает в грудь матери, ткани реагируют, и материнская иммунная система вырабатывает агенты для борьбы с патогеном. Молоко перенесет их в рот ребенка, предоставив дополнительных солдат и помогая собственной иммунной системе ребенка научиться бороться. В ответ на повышенный уровень кортизола молочные железы и окружающие ткани также увеличивают дозу иммуномодуляторов, чтобы успокоить ребенка. Некоторые из них являются гормональными – веществами, непосредственно противодействующими воспалительным свойствам кортизола. Некоторые питательные, способные заодно изменить настроение ребенка. Например, молоко, вырабатываемое для ребенка, находящегося в состоянии стресса, как правило, имеет другое соотношение сахаров и жиров, что обеспечивает дополнительную энергию, помогающую организму бороться с любым потенциальным вторжением. Оно также может действовать как анальгетик, ослабляя болевую реакцию и помогая ребенку отдохнуть: в конце концов, сон и спокойствие способствуют излечению. Подобные особенности реакции, по-видимому, свойственны всем млекопитающим. Конкретное волшебное зелье варьируется от вида к виду – разным телам нужны разные виды грудного целительного супчика, – но общий принцип верен для всех.
Полученный эффект настолько силен, что, когда дети вырастают, их мозг по-прежнему связывает сигналы о молоке с исцелением и комфортом. Употребление жирной и/или богатой углеводами пищи, особенно если она сладкая на вкус, – то, к чему стремятся многие люди, испытывающие стресс или чувство одиночества, – оказывает обезболивающее действие на целый ряд различных млекопитающих. Как у крысы, так и у человека «комфортная еда» может ослабить реакцию организма на боль, такой вот заменитель груди для взрослых [30] .
Эволюция сосков млекопитающих обеспечила новую, вакуумную точку сообщения между матерью и ребенком. Это способ вместе производить молоко и общаться друг с другом. Общение, по сути, является настолько важной частью кормления у млекопитающих, что дело не только в сосках: способы и время, когда матери кормят своих детей, также определяются тем, что мы хотим «сказать» друг другу. Матери из семейства кошачьих склонны урчать и тяжело дышать; обезьяны улюлюкают и чмокают губами. Большинство человеческих женщин предпочитают баюкать своих младенцев и кормить их левой грудью, также обращаясь к ребенку той стороной лица, которая более выразительна. Правда-правда, и другие приматы тоже так делают. У людей мышцы на левой стороне лица несколько лучше приспособлены к передаче социальных сигналов, и от 60 до 90 % женщин предпочитают укачивать младенцев слева от средней линии тела, при этом голова ребенка повернута к левой стороне лица женщины. Это предпочтение наиболее сильно проявляется в первые три месяца жизни младенца, именно в тот период, когда молодые матери чаще всего кормят грудью. Наблюдение верно для разных человеческих культур и исторических периодов.
Между тем правое полушарие взрослого мозга в значительной степени отвечает за интерпретацию социально-эмоциональных сигналов человека, и оно получает эти сигналы преимущественно через левый глаз. Таким образом, левый глаз матери внимательно наблюдает за лицом младенца, интерпретируя его эмоциональное состояние, в то время как младенец пристально смотрит вверх на наиболее выразительную сторону лица матери, учась читать ее эмоции и соответственно реагировать – на это люди тратят огромную часть детства [31] .
Молоко социальное
Возвращаясь с охоты каждое утро, Морги испытывала стресс. И неудивительно – в таком мире она жила. Но если в конкретную ночь вылазка была опаснее или если Морги была голоднее, чем обычно, ее тело производило более высокую дозу кортизола. И молоко, которым она кормила своих детенышей, должно было содержать такой же более высокий уровень.
Молоко с высоким содержанием кортизола имеет тенденцию (по крайней мере, у крыс, мышей и некоторых видов обезьян) формировать у ребенка личность, менее склонную к риску, и эти черты, по-видимому, сохраняются на протяжении всей жизни особи. Они меньше исследуют окружающую среду. Меньше взаимодействуют с другими представителями своего вида. Более пугливо реагируют на неизвестные раздражители. Любят перестраховываться. С другой стороны, дети, выкормленные молоком с низким содержанием кортизола, исследуют больше. Они более социальны. Они проводят больше времени, играя со своими товарищами по норе. И когда они вырастают, их личность, как правило, имеет те же черты. Формирование личности зависит от многих факторов, но, по крайней мере, среди видов, которые мы можем изучать в лаборатории, состав потребляемого молока уже является сильным прогностическим фактором [32] .
Но прежде чем мы обвиним в нашей социальной тревоге переутомленных матерей, давайте подумаем об эволюционных причинах этого паттерна. Быть социальным требует энергии. Если молоко – а это все, что вы пьете в детстве, – содержит меньше сахара или если вы можете сосать грудь реже, чем хотелось бы, то у вас меньше энергии. Вы хотите сберечь эту энергию, чтобы ваше молодое тело смогло превратиться во что-то, что сможет дожить до взрослой жизни. Тратить эту энергию на буйную разведку и общение неразумно. Живя в очень опасном мире, вы «узнаете» по уровню кортизола и другим компонентам молока вашей матери, что бояться – это, наверное, хорошо.
Молоко с высоким содержанием кортизола, как правило, также богато белком, что, по идее, помогает младенцу нарастить мышечную массу, полезную для скорейшего убегания в безопасное место. Молоко с высоким содержанием сахара, напротив, отлично подходит для создания жировой ткани – комфортного энергетического буфера – и для подпитки растущего мозга. В конце концов, мозг – это суперкомпьютер, работающий на сахаре. Чтобы быть общительным, требуется много умственных способностей – много сахарной энергии. Даже сейчас Homo sapiens, убедившие себя в том, что низкоуглеводная диета – это хорошая идея, в результате ощущают вялость, словно в голове туман [33] .
Тем не менее нельзя сказать, что лучший сценарий – это молоко без кортизола. Низкое и стабильное количество кортизола в молоке матери помогает ее потомству в более позднем возрасте. Если питьевая вода крысы-матери содержит низкий уровень кортизола, ее дети будут лучше справляться с тестами в лабиринте, лучше ориентироваться в пространстве и, как правило, будут менее подвержены стрессу при столкновении с проблемами, по сравнению с крысами, чьи матери не пили воду с дозой кортизола.